Сцена двенадцатая

Из всего разнообразия рецептов мама останавливается на мини-суфле и куриных палочках в панировке, но добавляет к ним тарелку овощей и замороженную пиццу. Потрясающе некошерный для шаббата ужин. Кухня напоминает зону бедствия – за исключением вылизанного до блеска пола. И сегодня редкий случай, когда «вылизанный» – это метафора, а не прямое описание процесса, произведенного языком Камиллы. Гостеприимство семейства Гарфилд нынче вечером на высоте.

Мама открывает бутылку вина, которую принесла Эллен, и достает свечи. Мы как раз собираемся их зажечь, когда входная дверь слегка приоткрывается.

– Приве-е-ет?

– Это, наверное, мужчина из эскорта, которого я наняла, – говорит мама, и они с Эллен тут же начинают посмеиваться.

Буквально на полсекунды наши с Райаном взгляды встречаются.

– Мам, перестань, – ровно произносит он.

Я просто сижу и наслаждаюсь тем, что мама сказала слово «эскорт». Прямо перед Мэттом. Знаете, что особенно круто? Когда твоя мама и мама твоего краша обсуждают эскорт.

Это не эскорт, конечно. Это Андерсон.

– Эгей! – Он заглядывает в комнату. – Я опоздал?

– Конечно, нет, милый. Эллен, познакомься, это Андерсон Уокер, он наш сосед. И лучший друг Кейт. Ты приоделся, милый? Какая красивая бабочка.

Андерсон, тебе всегда нужно внимание, да? Вы только представьте, он переоделся в чистую рубашку и надел бабочку и буквально вплыл в наш дом к ужину.

– Получил твое сообщение, – говорит он, окидывая меня хитрым взглядом.

– Да я уж вижу.

И да, я рада, что он пришел и все такое, но давайте остановимся на минутку и признаем: он отказался от Рапунцель и Флинна ради Мэтта? Потому что ради меня он на это пойти был не готов. Я понимаю его. Но вообще-то обидно.

– Рада познакомиться, Андерсон, – говорит Эллен. – Теперь у меня ощущение, что я смотрю на Мэгги и Эллен нового поколения.

Я чуть водой не подавилась.

Небольшая вводная. Мы с Энди не Мэгги и Эллен нового поколения. Они – прямое воплощение того, как дружить не нужно. И двадцать лет не разговаривали. Даже больше. Простите, но от одной мысли, что ребенка Энди я увижу, когда тот будет уже подростком, мне хочется сжаться в комок и зарыдать. И убейте меня, если я когда-нибудь скажу, будто его дети выглядят точно так же, как на фотографиях в фейсбуке[13].

Мы ставим на стол тарелку и приборы для Энди, он занимает место во главе стола, а Мэтт оказывается по правую руку от него. И теперь они смеются над какой-то ситуацией с утреннего урока Старшего Т. Как я поняла, Ной Каплан притворился мимом. Понятия не имею, почему это может быть смешно, но ребята явно считают его идею вершиной комедийного искусства. Наверное, один из тех случаев, которые надо видеть. Райан, конечно, даже не пытается изображать интерес, просто листает страницы в телефоне.

Мама и Эллен тем временем увлеченно ругают отца Мэтта.

– Он хотел купить ребенку пневматическое ружье. Можешь представить? Мэттью тогда было шесть. Я сказала: «Ни за что. Только не в моем доме».

– Боже мой. Да. Конечно, нет. Меня это ужасно раздражает. А есть еще слишком реалистичное игрушечное оружие. Ненавижу. И пейнтбол! – Мама полностью перешла в режим осуждения выезда на пейнтбол, который ассоциация спортивных спонсоров организует каждый февраль. – Это так опасно. Я никогда не отпускаю Кейт и Райана. Никогда. Ни дома. Ни в лагере…

– Ой, кстати! – Эллен поворачивается по мне. – Мэттью сказал, вы вместе работали этим летом в лагере. Вот это совпадение!

– Знаю, – улыбаюсь я, покосившись на парней. Андерсон постукивает пальцем по ладони, рассказывая что-то. Райан смотрит в пространство. Но Мэтт прислушивается к каждому слову.

– Нам с твоей мамой очень нравилось участвовать в лагерных постановках. И ты знаешь, наверное, что мы вместе там выросли. Учились в разных школах, но несколько раз попали в один и тот же спектакль в местном культурном центре.

Неожиданно Энди и Мэтт разражаются хохотом. Великолепно. Я так рада, что они прекрасно проводят вместе время.

Фу. Мне не нравится это чувство. Откуда в моей голове такой противный голосок? Мне даже ревновать смысла нет, я же сама пригласила Андерсона. Сегодня утром. Сегодня! Что это за мир, в котором я предпочла бы его присутствию его отсутствие? Мы ведь говорим об Андерсоне. Может, пора уже перестать косо на них смотреть и попытаться самой начать разговор.

– Эй, ребята, не хотите…

Новый взрыв хохота. Мои слова тонут в нем.

– Да ты не представляешь, – качает головой Андерсон. – А еще эта история с Лансингом. Видел бы ты его лицо, когда Кейт подумала, что Детройт – столица…

– Стоп. – Я наклоняюсь в их сторону. – Вы что, обсуждаете Александра? Из лагеря?

– Помнишь, как ты не могла называть его Алексом? Всегда только Александр? – говорит Энди.

– Но мне нравилось. Очень мило.

– Хотя он был очень хорош. Я бы за него вышел.

Вот они, снова проступают на щеках Энди. Ямочки Смущения. Теперь я их узнаю́. На это ушло несколько лет наблюдений в дикой природе, но теперь я знаю: так Энди совершает каминг-аут. Он стреляет глазами в сторону и – я почти чувствую это – задерживает дыхание в ожидании реакции Мэтта.

– Тебе бы пришлось тогда в Лансинг переезжать, – говорит Мэтт. – Это уж точно.

Энди ухмыляется:

– Говорят, отличный город.

– Если верить Александру, – добавляю я.

– Мы оба знаем, что ты прочитала про этот город все, что можно было найти в интернете, – говорит Андерсон. Потом поворачивается к Мэтту. – И кстати, Кейт не меньше моего втрескалась в этого парня.

И конечно же – конечно же! – эти слова Энди произносит ровно в момент, когда в общем разговоре наступает случайная пауза.

Мама поворачивается к нему, не скрывая восторга:

– Кейт была в кого-то влюблена?

Я бросаю на Энди самый убийственный из арсенала своих взглядов.

Он закусывает губу:

– Не вот прямо влюблена…

– Знаешь, – я резко встаю, – мне нужно… кое-что.

– Я с тобой. – Энди тут же вскакивает со стула. – Скоро вернемся, – кричит он через плечо, следуя за мной в спальню.

Я захлопываю за нами дверь:

– Какого черта?

– Прости, Кейт, мне так жаль! Она разговаривала о чем-то своем. Я не думал…

– Ты же понимаешь, что я теперь до конца своих дней обречена слушать про Александра из Мичигана?

Я оседаю на край кровати.

– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Самую малость? – Энди садится рядом, положив руку мне на спину.

– Не кажется. – Привалившись к его плечу, я вздыхаю. – Молчи. Мне просто не нравится, когда кто-то знает о моих крашах. И тебе это известно. Секретная информация.

– Это было два года назад.

– И что? У Статута о секретности нет ограничений по времени…

– Нарушением Статута это будет считаться, только если я расскажу все Александру.

Я поднимаю на него раздраженный взгляд.

– И я все еще уверен, что он был геем, – добавляет Энди. – Помнишь, как он волосы мои трогал?

– Ты разве не сказал тогда, что это было проявлением скрытого расизма?

– На 100 % было. – Он похлопывает себя по макушке и закатывает глаза. – Но он делал это так бережно. Я тогда сразу подумал: «Сэр, да вы гей».

– Что? Нет. Он би. У него и подружка была.

– Ага, в Лансинге. Выдуманная подружка из выдуманного Лансинга…

– Минуточку…

– МИНУТОЧКУ, ЛАНСИНГ, МИЧИГАН, СУЩЕСТВУЕТ И ЯВЛЯЕТСЯ СТОЛИЦЕЙ.

Я не могу сдержать улыбки.

Энди обнимает меня.

– Люблю твою мордашку, котенок.

– И я люблю твою тупую рожу. – Я закатываю глаза. – Пойдем посмотрим, готов ли десерт.

Загрузка...